EUR 93.3508 
Знать и не забывать
Вот именно — как все. Как будто это стало неким ритуалом, соблюдаемым уже не в порыве душевном, а в полуавтоматическом режиме. Как будто встраиваем память очередным пунктом установленного (или хаотичного, какая, собственно, разница) жизненного распорядка.
Настоящая память требует не только соблюдения ритуалов, но и знания. Если старшеклассник попадает в отобранную учителями молодежную группу, возлагающую венок к подножию Скорбящей Матери, это, в сущности, немногого стоит. Печатая шаг в торжественной процессии, он может не знать дат начала и окончания Великой Отечественной войны, не говоря уже о Второй мировой. Он может не знать, кто с кем воевал; кто был агрессором, а кто защищал свою землю; что за страны были союзниками СССР, и какие выступали на стороне фашизма…
Пусть большинство из нас, особенно те, кто постарше, всё это знают. Но все ли помнят, как и кем создавался новосибирский монумент Славы — сооружение уникальное, не имеющее аналогов в тыловых городах России? Об авторе всего мемориального комплекса (от идеи до воплощения) художнике-монументалисте Александре Чернобровцеве наша газета уже писала. И известен Александр Сергеевич, заслуженный художник России, лауреат премии Ленинского комсомола, далеко за пределами Новосибирской области. А вот о скульпторе Борисе Ермишине, создавшем фигуру Скорбящей Матери, к сожалению, знают очень немногие.
Этот рассказ — о нем. Как дань памяти.
Город, женщина-мать и война
Своей творческой судьбой Борис Ермишин всегда считал родной город. Даже когда учился в Ленинградском высшем художественном училище, практику проходил только в Новосибирске. Вернувшись сюда после учебы, Ермишин работал в Сибирском отделении Союза художников России, участвовал в оформлении фронтона Дворца культуры имени Горького, Новосибирского цирка, столовой возле «Сибирской ярмарки», скульптурных композиций в рабочем поселке Маслянино и в Тюменской области.
Скорбящую Мать — центральную фигуру монумента Славы — Борис Ермишин лепил со своей матери. Эта работа и сегодня потрясает своей эмоциональной, нравственной силой. Окаменевшая от горя женщина безмолвно плачет по своим сыновьям. Скорбно сложены руки, утонули в затененных подбровьях глаза, а у ног пылает чаша, где слились в Вечный огонь и солдатский подвиг, и материнские слезы.
Каким человеческим чутьем и художественным талантом нужно было обладать, чтобы создать такое? Как работать, о чем размышлять? Возможно, сам художник ответил бы на эти вопросы, но его уже нет с нами. Остается только изучать его работы, фотографии, стараться понять его как человека, как художника, обращаясь к воспоминаниям близких.
«Самым интересным в доме была комната деда, — вспоминает внучка Бориса Леонтьевича, студентка Новосибирской государственной архитектурно-художественной академии Полина Грачева. — Там всегда было много бумаги, его зарисовок, но я больше ценила, конечно, чистые листы, так как на них можно было самой что-то нарисовать, порезать их и так далее. Дед никогда не рисовал мне кукол или еще что-нибудь. Как-то раз я попросила его нарисовать мне дракона, он нарисовал зубастого, со сверкающими глазами и совершенно не похожего на тех, которых рисуют в детских журналах. С тех пор я считала, что он не умеет рисовать.
Когда я немного подросла, он стал брать меня и мою сестру с собой в мастерскую. В самой мастерской было столько всего интересного! Не было никаких домашних прилад: кастрюль, рассады на окнах и т.п. На стенах было много рисунков, стояли разные скульптуры, а в комнате, где он ночевал, на подоконнике был гипсовый бюст его отца — самая запомнившаяся мне работа. Он был как живой, и создавалось ощущение, что он там тоже присутствовал.
Дед никогда не произносил никаких наставлений и нравоучений, и тем более никогда не учил, как правильно нужно рисовать. Если что-то хотел показать, то просто брал и делал, не говоря ни слова. Я никогда не задумывалась о том, хороший он или плохой человек. С ним просто было хорошо.
О своей работе он не рассказывал, а я сама не расспрашивала. В детстве то, что находится вокруг тебя, зачастую воспринимаешь как должное. Зато теперь я могу уже более трезво оценивать работы деда, так как сама учусь в архитектурной академии. Они настолько реалистичны и чувственны, что каждый понимает его замысел. Сейчас мне очень жаль, что, например, скульптура Гарина-Михайловского стоит у нас дома, а не на главном вокзале, где ей и место, а рядом с ней афганский солдат, которому в квартире тоже тесновато.
В День Победы на монумент Славы приходят целыми семьями, приносят цветы к Вечному огню и к подножию Скорбящей Матери. Тема войны в нашей стране очень актуальна, живут очевидцы войны, их дети и их внуки. У деда было очень много работ на эту тему. Они передают и сострадание, и чувство долга перед Отечеством. Основные темы его работ — это «Женщина-мать» и «Война». Это вечные темы, жизненные основы, и это делает работы моего деда столь близкими всем людям».
По совокупности и значимости многолетней профессиональной деятельности Бориса Ермишина в области архитектуры и скульптуры, живописи и дизайна на благо города Новосибирска Новосибирская областная ветеранская организация «Дети войны» предлагает от имени общественности рассмотреть вопрос о выдвижении (посмертно) его кандидатуры на присуждение звания «Заслуженный художник России».
Брат о брате
Многие проекты Бориса Ермишина выполнены совместно с братом, профессиональным архитектором. Поэтому о творчестве автора Скорбящей Матери мы говорим сегодня с профессором, лауреатом премии Совета Министров СССР Владимиром Ермишиным.
— Владимир Леонтьевич, в чем Борис Ермишин видел роль и назначение художника?
— Он всегда выдвигал на первое место проблему художественного воспитания человека и его образование — независимо от профессиональной принадлежности, понимание им сущности предмета в его связях с окружающей природой, глубокое познание синтеза достижений науки, культуры и искусства — вот что характеризует его жизненную позицию.
Бурные перемены конца XX века не вызвали в нем апатии: он продолжал занимать особое место среди коллег, созидающих в родном Новосибирске. Формируя цели своего творчества, он исходил из собственного понимания общечеловеческих проблем. Он заявлял: «Мой выставочный зал — улица...»
— Как вы оцениваете скульптурную композицию монумента Славы?
— Доминирующим монументально-художественным элементом мемориального комплекса, безусловно, является Скорбящая Мать. Работая над этим образом, Борис Леонтьевич стремился к выразительности, идейному соответствию и единству скульптуры и архитектурной среды ансамбля. Отсюда, наверное, и портретное сходство с нашей мамой, учителем и педагогом. Как извечный вопрос о художнике и времени.
— О чем, по вашему мнению, мечтал скульптор Борис Ермишин?
— Он мечтал о создании новой архитектурно-художественной среды, о реконструкции площадей имени Гарина-Михайловского и Кондратюка, в связи с этим хотел участвовать в международных, всероссийских, городских архитектурных конкурсах и художественных выставках различного ранга.
И, даже осознавая иллюзорность своих проектных новаций, он никогда не терял надежды, что, преобразуя окружающую среду, художник способен воспитать в человеке, в том числе в новосибирце, великое чувство гордости за свой город. Он всегда был против безликости, канонизации и типизации, против мещанства в искусстве и архитектуре. Своими проектными решениями он вел борьбу за обновление мировоззрения в архитектуре и искусстве созидать. 
