EUR 93.7094 
На сто миль дальше
Написал ее новосибирец, кандидат технических наук, профессор Международной славянской академии, автор десяти книг Евгений Синицин.
Более пятисот страниц текста. Проделана титаническая исследовательская работа. Автор перелопатил горы специальной литературы, чтобы взяться за книгу, о которой мечтал много лет.
— Евгений Семенович, что подвигло вас на это издание?
— Психология героизма — это один из научных разделов психологии, который до сих пор является почти белым пятном. Но вопросы психологии героизма становятся ещё более интересными и сложными для научного анализа, когда герой и гений — одно лицо. Таким был выдающийся лётчик-истребитель — ас Александр Иванович Покрышкин. Его заслуга не только в том, что он сбил огромное число вражеских самолётов, а прежде всего в том, что он создал свою тактику истребительной авиации, использование в воздушной войне которой нанесло мощный удар по беспощадной военной машине «Люфтваффе».
Покрышкин, как и другие герои-пассионарии, был одержим непреоборимым влечением идти к намеченной цели и победить. Мировое мнение признавало превосходство немецких асов над асами других стран по числу сбитых и подбитых самолётов противника. Но как универсал Покрышкин превзошёл всех...
— Слышал такое мнение, что история Великой Отечественной войны требует все большей концентрации мысли, той, которая больше углубляется в психологию побед и поражений...
— Мне близка эта точка зрения. Чаще история с бесстрастием летописца отмечает факт за фактом, прибавляя по звену к гигантской цепи, которая тянется сквозь тысячелетия, ибо каждый шаг эпохи требует подготовки, каждое подлинное событие созревает исподволь. Великая Отечественная война была наивысшим напряжением всех духовных сил, и в этом напряжении из миллионов воевавших родился ряд блистательных личностей, среди которых Георгий Жуков, Константин Рокоссовский и Александр Покрышкин.
По сравнению с тысячелетиями четыре года Отечественной войны могут показаться всего лишь звёздным мигом истории.
Отечественная война потребовала выдвижения незаурядных людей, которые в обычной жизни не смогли бы выйти на авансцену требовательной и вездесущей истории.
Александр Покрышкин в сильнейшей степени испытал на себе предвоенный и военный дух исторического пространства с его явными и скрытыми смыслами, и в их русле он искал смысл своего утверждения жизни. Предрасположенность Покрышкина стать героем не заключалась в преувеличенном и пафосном героизме, который в реальности сгорает, как свеча, как только реальность создает стены на пути полнокровной жизни. Творчество гения в редких случаях поддается быстрому анализу, оно не терпит поверхностного взгляда, поскольку глубина требует разнообразия исследований неповторимой жизни с позиции различных наук. И только тогда под пристальным взглядом исследователя уникальная многогранность личности выдающегося человека начинает приоткрывать свои тайны.
— Вы пишете, что, несмотря на признанность в России величия подвигов Покрышкина, об этом удивительном лётчике ещё будет много исследований, кропотливо, со всей научной тщательностью будут изучаться отдельные его воздушные поединки...
— О системе вертикальной войны в небе, изобретенной Покрышкиным, будет написано большое количество диссертаций, будут написаны и другие художественные биографии.
Каждый эпизод, каждый поединок героической жизни легендарного воздушного аса будет освещён различными ракурсами в общем целостном видении эпохи Отечественной войны.
Деятельность любого гения никогда не укладывалась в рамки полувека. Прошло слишком мало времени, чтобы глубоко осмыслить всю полноту сложнейших противоречий судьбы первооткрывателя новой тактики вертикальной скоростной истребительной воздушной войны.
Талант Покрышкина — волевого виртуоза в воздухе с дерзкой и рискованной мыслью, насыщаемой энергетикой творческой силы, проявился в кровопролитной освободительной войне середины ХХ века...
— Мне понравилось ваше сравнение Покрышкина с Шостаковичем: «Покрышкин творил свои воздушные бои так же, как Шостакович в осажденном Ленинграде сочинял своими нервами и своим гением Седьмую симфонию»...
— Покрышкин побеждал врагов в небе прежде всего своей мыслью и только потом мятежной кипящей отвагой и очередями из пулемёта и выстрелами из пушки.
Какая бы внутренняя сила ни двигала Покрышкиным в каждой смертельной схватке с врагом, единственным его наставником была его мощная энергия, питаемая неудержимой и непреклонной жаждой борьбы.
Но чтобы гений вырастал, крепчал и развивался, нужен учитель. И если для писателя, поэта, живописца каждодневным учителем является жизнь со всеми её контрастами, невзгодами и горем, с тихой печалью и меланхолической грустью, с дарами радости и буйного восторга, то для военного нет лучшего учителя, чем сражение, учителя жестокого и беспощадного.
Как известно, уроки войны так впечатлительны, что не могут по воздействию сравниться ни с какими иными назиданиями и уроками жизни. Война как мощным прожектором высвечивает все скрытое в обыденной жизни человека.
— По материалу видно, что вы, Евгений Семенович, не только восхищены гением Покрышкина, но и доказываете это яркими примерами...
— Иначе нельзя... Я ученый и стараюсь все подкреплять аргументами.
Творческая деятельность сознания и бессознательного, высокий дух Покрышкина, бесстрашно схватившегося в одиночку в воздушном поединке с двадцатью штурмовиками-истребителями Me-ПО, отразили саму сущность спонтанной гениальности манёвров в поединке с непредсказуемым исходом. В этом смысле нет никакой разницы работы психики Суворова, посылавшего в штыковую атаку русские отряды на врага, и работой психики в воздушных боях Покрышкина.
— Можно пример?..
— В самом начале войны Покрышкин, спасая ведомого Комлева, сбил «мессершмит» и в восторге от своей победы на время потерял бдительность. Он не увидел атаку Ме-109, и мотор его Мига частично поразила пулеметная очередь врага. В последующих атаках три «мессершмита» поочередно заходили в атакующую позицию и пытались расстрелять Миг почти в упор, но им это не удалось. Перед самой землёй мотор заглох. Покрышкин с огромным трудом под непрерывными атаками вражеских истребителей посадил в поле на живот свой самолет.
Удар при посадке был силен. «Очнулся от сильной боли в голове, — вспоминает Покрышкин, — понимаю, надо немедленно покинуть машину. С трудом отстегиваю привязные ремни, лямки парашюта. Пытаюсь подняться. И не могу. Наползает какой-то туман на глаза. В полуобморочном состоянии переваливаюсь через борт кабины. Падаю головой вниз на крыло. Замечаю капли крови и чувствую, что правый глаз ничего не видит. Всё! Глаз выбит, и мне уже больше не летать. Такая горечь и обида сжимают душу. Неужели пришел конец моим полётам?» — рассказывает Покрышкин о том почти трагическом и неизгладимом впечатлении от ранения в глаз. Лётчиком овладело чувство отчаяния: положение почти безвыходное, он на краю гибели, так как немецкие лётчики по-прежнему заходят на атакующую позицию и стремятся сжечь на земле самолет и убить лётчика. Потрясение в том, что ранение в глаз полностью опровергает весь будущий смысл жизни лётчика — участвовать в воздушных боях и главное — побеждать....
Автор отмечает, что в характере Покрышкина всегда была жажда позитивной свободы, и как только он чувствовал, что потребность к установлению спонтанных связей с людьми и миром находится под угрозой, всё начинало в нём бунтовать. В кабинете подготовки лётчиков ВВС, даже обладая властью, даже получив звание генерала, Покрышкин потерял бы своё неукротимое желание к творческим связям с миром.
Будущий трижды Герой не сомневался ни одной секунды, что стихия его жизни не там — в одном из кабинетов штаба ВВС. Как лермонтовский парус жаждал бури, так воздушный ас жаждал жестоких схваток с врагом в воздухе, пока пламенел и сжигал его сердце очаг мести. Враг там, над линией фронта, так бесконечно далеко от кабинетов штаба ВВС, а рядом не будет неукротимого и беспощадного мстителя.
В проникновенных, оточенных болью словах «…Если без меня моих ребят посбивают, я потом до конца жизни не смогу жить со спокойной совестью» явственно слышится отцовское чувство по отношению к своим ученикам. Воображение мастера рисует беспощадные бои в небе, ловушки хитрого врага, его численное превосходство, атаки мессеров, отвагу однополчан, горящие самолёты. Но в кабинете Генерального штаба ВВС бессилен будет Покрышкин подсказать, разобрать после боя ошибки и успехи, помочь своим фронтовым братьям в жестоких поединках. Эта мысль плотиной встала против решения принять предложение высшего командования ВВС. Есть люди, наделённые даром предвидеть будущие события, но их мало. Решения принимают все и каждую минуту, но у одних эти решения обусловлены только взглядом на шаг вперёд, а другие видят на сто миль дальше.
АКТУАЛЬНО
