А в упряжке — два рысака

Девчата отплясывали с припевом частушек. Плясуньями были Елизавета Кузовкина, Надежда Оловянова, Валентина Терешкина и другие.

Молодежь есть молодежь, шутили по-своему, не во вред обществу и жителям деревни. Раз мы работали в колхозе, то нам давали телеги, а на быках возили траву на силос, иногда мелкий тальник на плетни. Телеги оставляли около ворот. И вот находились шутники, которые то колеса снимут, то вообще телегу к соседям подвезут. Вроде не обидно, делалось со смехом.

Рядом с нами по соседству жили Утины. Был у них парень Шурка, вот с ним я и дружил. И детство прошло вместе, и парнями не расставались. Его отец, Иван Петрович, был бригадиром. Имел ходок (это легкая бричка) с коробом. Тогда даже председатель колхоза имел такой транспорт. И в район по делам ездил. Машин колхоз не имел.

Как-то в один из вечеров Шурка говорит: «Миш, давай у ходка намажем колеса мазью». Ну, я согласился помочь. В это время вышел Иван Петрович покурить. Увидел, что мы делаем, похвалил.

Мы закончили дело и пошли в клуб. Возвратившись домой, подошли к ходку. Шурка говорит: «Миш, давай ходок увезем на другую сторону улицы, напротив Домаровых». Я что-то засомневался, а Шурка говорит: «Уже поздно, никто не увидит». Отвезли мы ходок, оглобли поставили вверх и пошли по домам спать. Дело было в час ночи.

И вот утром следующего дня сквозь сон слышу грозный голос Ивана Петровича. Он разговаривал во дворе с моим отцом и упоминал имя своего сына Шурки. Отец сказал, что я сплю в комнате.

Иван Петрович открыл дверь и громким голосом, обращаясь к матери, спросил, где я, обозвав меня варнаком. Мать, ничего не зная, с волнением спросила, что случилось, что я сделал.

Иван Петрович грубо сказал, что мы с Шуркой отвезли ходок к Домарову дому. Мать засомневалась, сказала, что мы не могли это сделать, на что Иван Петрович ответил, что видела все это бабка Солоха, живущая напротив Утиных.

Меня разбудили, укорили в содеянном, и я отправился везти ходок обратно. Шурка уже был там. Настроение и у него было подавлено.

Иван Петрович зашел домой, взял веревку и бич. Шурку он впряг в оглобли, а меня веревкой сбоку привязал. Так мы, впряженные, развернули ходок, думая, что сейчас к дому подвезем, и все.

Иван Петрович сел в короб ходка, и когда вывезли ходок на дорогу, он сказал: «Везите по улице, чтобы все люди видели, как за шутки отвечать надо».

Он хлестнул бичом по земле и громко сказал: «Вперед, рысаки!» Делать нечего, мы повезли.

Было уже часов семь утра. Соседи выгоняли скот в стадо. Все смотрели на нас с удивлением. Кто смеялся, а кто шикал, что, мол, так и надо учить ночных шкодников.

Иван Петрович всем объяснял наше ночное «веселье». Собирался пораньше в контору на центральную усадьбу в Усть-Изес съездить, да вот задержался.

Все закончилось тем, что мы с Шуркой подвезли ходок к их дому и, расстроенные, пошли по домам.

В деревне про этот случай все узнали. Молодежь в клубе посмеивалась над нами и в шутку называли нас рысаками. Но время прошло, все встало на свои места. Шутки с телегами продолжались, только мы с Шуркой этим больше не занимались.

Вот такие шутки были в деревне.