EUR 93.7094 
Трудно быть богом
Марадону преследовали со всем пылом религиозного фанатизма — будто второго Мессию. Доставали чудовищной любовью, которую ни один смертный не в состоянии вынести. Рвали с мясом пуговицы, а то и пряди черных волос. Кустурица оглушил зал убийственным ревом толпы, воем сирен, криками бодигарда — закрыть бы глаза, уши, бежать, скрыться на самом необитаемом в мире острове от такой любви.
Марадоне поклонялись — вплоть до кощунственного возведения в Буэнос-Айресе часовни его имени. Нам покажут службу в этой часовне с музыкой «Аве Мария», молитву ребенка: «В Диего, единого бога футбольного поля, верую...», карикатурный венчальный обряд. Не одни лишь католики содрогнутся.
От Марадоны требовали всемогущества и безгрешности — божественных качеств, не свойственных слабой природе. Он был велик, но все равно сломался…
И тут стоит задуматься о наших Аршавине, Павлюченко, Акинфееве, объявленных вдруг спасителями Отечества и живым воплощением искомой национальной идеи… Они заслуживали теплой благодарности, а получили в награду дикий стресс. Им-то известно теперь, что чудес не бывает. Бывает тяжкий пахотный труд: кто больше напахал, тот и получил больше…
Легко предаваться слепой языческой вере — вывешивать флаги из окон и вопить «Россия, вперед!», а потом спихивать идолов с постамента как не оправдавших надежду. Не сотвори себе кумира — вот о чем фильм Кустурицы. Не сотвори — в том числе жалеючи самого кумира. Как страшно складывается потом его судьба... Трудно быть идолом, если ты живой и горячий.
Маленький человечек с бриллиантами в ушах и затравленным от всеобщего внимания лицом. Огромная, надутая туша; щеки, разложенные по плечам, лоснятся от жары и умильных слез. Между этими портретами — годы наркозависимости, пропущенная жизнь («Я не видел, как росли мои дочери»), незабитые мячи («Каким футболистом я мог бы стать, если бы не кокаин!»), реанимация, смертный порог. Он и с того света вырывался, как прежде бил по воротам — ногами, руками, головой, чуть ли не зубами, когда вроде бы надежды не было, при отчаянном встречном сопротивлении, в прыжке, кувырке, из сальто-мортале, откуда-то с изнанки поля...
Божок-нэцке, теперь в меру упитанный, поет у микрофона, окруженный друзьями: «Я лучшим был и остался — это мой крест...» Из зала смотрит на него увядшая немолодая женщина. Клаудия. Жена. «Как удалось Диего выжить?» — спрашивает у нее Кустурица. «Почему никто не интересуется, как удалось выжить мне?» — отвечает вопросом на вопрос Клаудия.
В фильме «Марадона глазами Кустурицы», что и следует из названия, два главных героя. Причем глаза здесь едва ли не важнее объекта, ими рассматриваемого. Во всяком случае главному сербскому режиссеру удается вести с главным аргентинским футболистом диалог на равных. Пытаясь исследовать харизму Марадоны, Кустурица брызжет с экрана собственной харизмой.
«Марадона глазами Кустурицы» — безусловно, политический фильм. Так что зал Международного Московского фестиваля, где впервые в России показали эту ленту, разделился уже минуте на двенадцатой: одни возмущенно потянулись к выходу, другие хохотали и аплодировали — внутренней свободе Марадоны, четкой системе взглядов Кустурицы. Это люди сильных эмоций. Они знают, кого любят и кого ненавидят. У них не бывает и нашим, и вашим. Им наплевать на толерантность. В обоих есть обаяние масштаба, поэтому они безумно интересны. В обоих заключена огромная экзотическая витальная сила: во время сеанса, а главное — после него, хочется жить. Причем — не оглядываясь. Так, как тебе нравится. Как ты считаешь единственно верным.
АКТУАЛЬНО
