Поговорим о нас

И в какой-то миг понимаешь, что ты, такая умная, успешная, полная творческих замыслов, крепко стоишь на ногах не потому, что умна и успешна, а потому, что есть Она, которая привела тебя в этот мир и по-прежнему незримо оберегает от невидимого вражьего воинства.

Недавно мой младший сын, ему пока нет четырех лет, рассуждал о будущем. Он почему-то решил, что когда он вырастет (в его трактовке: «Когда я буду Отец»), бабушка и дедушка вновь станут маленькими и превратятся в его детей. Причем не родятся заново, а именно вернутся к младенчеству, оставшись теми же Ниной и Валерой. Своим детским взором он увидел эволюцию, как бесконечный жизненный цикл, с участием одних и тех же, самых дорогих его сердечку, людей. Ища подтверждения своей теории, он периодически спрашивает бабулю: «Бабушка, ты — мама?» и через паузу: «И мама — мама?» По крайней мере для одного человека Вселенная держится на этом всеобъемлющем понятии.

Есть приметы времени. Для меня — их несколько. Один из зеленых уголков города с недавних пор стал называться Материнским сквером. А в Мошково простые граждане, самых разных профессий и взглядов, породненные военным детством, поставили памятник маме, растившей хлеб в тылу, тихонько рыдавшей по ночам и вязавшей из грубой овечьей шерсти варежки с двумя пальцами, большим и указательным, чтобы солдату удобно было стрелять. Она стоит статная и красивая, тревожно глядя вдаль, накрепко прижав к себе босоногого сына-сорванца.

Да, еще в Томске, на проспекте Ленина, как раз между университетской рощей и ТУСУРом, на высоком постаменте даже не стоит, а парит над прохожими, сотканная из воздуха и нитей Мама, ожидающая ребенка. Плавные изгибы металлических прутьев создают очертания изящной женской головки, слегка склоненной в смущении (беременные всегда суеверно боятся сглаза), тонкой шеи, хрупких плеч, а ниже переходят в призрачное платье, легкой волной огибающее грудь, обтягивающее огромный воздушный живот и падающее ровной стеной до самых пят. Так выглядят женщины на полотнах средневековых мастеров. Они словно бестелесны и, скорее, отсутствуют, чем присутствуют в нашем мире. Если сделать несколько шагов назад, через маму, которой завтра рожать, будут видны большой кусок неба и деревья на другой стороне улицы, и даже лица пассажиров, подремывающих за огромными окнами высокого немецкого автобуса. А если приблизиться вплотную, то разглядишь внутри… младенца. Поджав коленочки к подбородку, он спит внутри «колыбели». У нее нет черт. Она — никто конкретно, и она — все. Все отважные, приводящие в этот мир детей.

А еще мам, совершивших таинство рождения многократно, снова стали награждать. Примечательно, что сначала это сделала церковь, а уже потом власть светская. Процесс идет сверху вниз, и вот уже в регионе учреждаются собственные награды женщинам, сумевшим воспитать пять и более детей. И помощь обещают, и заботу. Это радует.

Пару недель назад на заседании общественной гостиной затевался разговор о том, как различные политические партии видят решение проблемы сиротства и пути кардинального изменения печальной демографической ситуации в стране. Из всех политических сил принять участие в разговоре отчего-то отважилась только одна. То ли других эти вопросы не очень волнуют, то ли поставить себе в заслугу нечего, а в период предвыборной кампании говорят или хорошо, или ничего. Словом, насущные проблемы, как обычно, обсуждали общественность и представительницы властных структур, имеющие прямое отношение к решению проблем семьи, материнства и детства. Проще говоря, женщины. Мамы.

Кто-то скажет, это естественно, потому что женщинам данные темы ближе. Это напоминает мне ситуацию в автобусе, когда сильная половина остается сидеть на своих местах, критично поглядывая на беременную женщину: животик еще маленький — может и постоять, вот если бы... А тебя словно пружина подбрасывает с места, потому что помнишь, что такое ранний токсикоз, как трудно держать равновесие в условиях постоянно смещающегося центра тяжести, и прочее, прочее, прочее. Странно то общество, в котором заботиться о стариках должны более молодые старики, помогать людям с ограниченными возможностями другие, тоже пострадавшие, но не так сильно… Может, поэтому не только в нашей стране, но и в мире в целом сегодня так много сирот? Они еще слишком маленькие, чтобы позаботиться друг о друге. Вот если бы каждому из них найти маму…

Вы знаете, какую пенсию получает россиянка, воспитавшая десятерых детей? Не поверите. Социальную. То есть точно такую же, как женщина, никогда не рожавшая и нигде не работавшая. Государство пока не готово признать труд мамы как полноценный труд. Хотя, если отмести все «тонкие материи» (предназначение женщины, продолжение жизни на земле, будущее страны и другие очень важные, но обесценивающиеся от частого употребления понятия), чего делать не следует, но иногда для наглядности требуется, государство получило десять потенциальных налогоплательщиков, десять солдат, ученых, врачей, пекарей... Это весомый вклад мамы в будущее страны. Но, наверное, чтобы осознать это, потребуется еще какое-то время.

Как и на то, чтобы понять, что в настоящей семье детей должно быть много. Мы же пока не определились, какой видим российскую ячейку общества 2008 года, который официально объявлен Годом семьи. С одной стороны, государство призывает (и даже материально стимулирует) граждан заводить второго, третьего, а желательно и четвертого ребенка. А с другой — на эскизе символики Года семьи изображены мама, папа и... один малыш. Честно говоря, на мой взгляд, нарисуй хоть по три сыночка и три дочки, рожали и будут рожать те, у кого есть внутренний стимул к этому, кто не мыслит себя вне мира распашонок, содранных коленок и грез первой любви.

Они звонят целый день, не давая мне работать. Им обязательно надо сообщить, что левая бутса куда-то подевалась и средний опаздывает на тренировку, что по математике грядет контрольная, а старшая проболела сложную тему, и, значит, возникнут проблемы, что маленького придется завтра тащить в редакцию, потому что в садике отключат воду, что плов не доели, но он уже всем надоел, и они требуют блинчиков с творогом, и в целом, что пора бросать все дела и идти домой, потому что они соскучились. И то верно. Я знаю, что приду и первым делом спрошу: «Вы звонили бабушке?», и окажется, что я — единственная, кто еще не успел этого сделать...