Алмаз, Ким, Клен, Нарцисс

Среди работников оставалось всё больше ребятишек. Лето трудились они в полную детскую силу. Кто копны возил, кто телят пас, кто полол хлеба. Мне дали лошадей и пароконную бричку — возить односельчан на покос. В мою обязанность входило также присматривать за станом, за костром, окуривать лошадей от кровожадных оводов.

Забрали на фронт пастуха колхозного стада. Стадо осталось в загоне, ревет, просится в поле. Бригадир определяет Колю Лисина, Ваню Новикова и меня пасти коров, чтобы не было потравы хлеба. Навыков пастушеских у нас нет. Ноги у пацанов короткие. Взрослые посадили нас на лошадей, не дав никому бича в руки. А коровы окриков не слушают. Мы для них — другие люди, не то, что заправские пастухи. Хоть конем топчи — идут туда, куда сами направились. Выломали мы покрепче хворостины. Чуть помогло...

Черная Мавра, криворогая Милка — главные смутьянки. Им всегда надо идти только впереди. Станут, вытянут морды — ловят запахи трав, чтоб прийти первыми, шершавыми языками срезать зелень и проводить себе в утробу. Другие постоянно идут в середине стада. А вот Анюта с красивой мордой и рогами всегда тащится позади. У нее вымя полней молоком, чем у других коров. Вечером еще норовит вообще остаться на ночь в кустах, а утром встретить своих подружек. Такое с ней уже случалось раньше, поэтому нас предупредили, чтобы смотрели за Анютой во все глаза.

Колю Лисина взяли на другие работы. Николай Павлович, где ты теперь?.. До войны остался без матери. Умерла. Потом лишился отца и старшего брата — того мобилизовали. Остались Коля с сестрицей Нюрой двое в доме, словно пришвинские Наташа и Митраша. Старший брат Саша, уходя на войну, оставил гармонь. Привяжет Коля гармошку к скобе ворот, растянет меха — и несутся переборы на всю улицу.
Доверили стадо нам с Ваней Новиковым. У Вани отец тоже рано ушел из жизни. Кругом безотцовщина, вольность. У Вани полные карманы табака — от отчима остался. Съедемся, покурим.

Вскоре забрали у нас лошадей — у армии большая нужда в них. Артиллерия — на конной тяге. Да и часть солдат для более быстрого передвижения посадили на коней. Четвероногие помощники развозили детали по цехам, доставляли уголек к топкам.

Узнал Клементий Мартынович Липинский гнедого мерина Качелю в котельной. У гнедого от тяжелых работ бока опали. Поговорил с ним по-родственному — и снова каждый взялся за свое дело: Клементий Мартынович стал орудовать лопатой, а Качеля направился за углем.

Зимой мы с Ваней — скотники. Задание нам дано корм доставлять, скот поить, навоз убирать и вывозить. По правде сказать, работа высокооплачиваемая — полтора-два трудодня в день. Да за покрытие коровы быком — полтора трудодня. Эти полтора трудодня уже делились поровну между мной и Ваней. То, что приходилось на речке в мороз долбить прорубь, в оплату не входило. А орудовали пешней мы так, что шапки приходилось снимать от жары.

Коровы в базе на привязи. Умные животные. Становятся каждая на свое место. После летних выпасов не забывают, где стояли.

Племенные быки Алмаз, Ким, Клен, Нарцисс — за перегородкой. У Алмаза всегда свирепый вид — зубр, да и только! Глаза кровью налитые. Всем он недоволен. Стоит на коротких крепких ногах, шея бугром, тело вытянутое, грудь свисает до колен. Только и ждет весенней оттепели. Попав на свободу, точит рога об обрыв реки, ревет, роет землю, рвет корни, бросает на себя. Сам уже весь в земле. Побаивались мы его. Однако ему, как самому крупному быку, доставалось больше любви, чем Киму, Клену и Нарциссу. Нам хотелось получить крупных телят, из которых потом вырастут телки и станут коровами с большим молоком. Глядишь — и нам больше трудодней. Алмаз своего не упускал. Старался отменно, а потому коров-переходниц не было. Каждая в положенный срок приносила теленка.

Алмаз ходил в середине стада. Ким был ровесник Алмаза. Его в одно время с Алмазом и купили. Бык крупный, а характер — как у теленка. В поле Ким всегда был на краю стада. Когда настоящий конский запас Кима кончился, на его шею надели шорку и отправили на тягловые работы. Повез Ким сено, солому на скотный двор, дрова на телятник.
У Клена — смирный норов. Клен всегда плелся подле Анюты. Запрягли и его. Повез и этот бык воз неспешным шагом.

Нарцисс — черный, как смоль. На весенней траве нагуляет тело — шерсть отливает, блестит. Красив бык, но малолеток. Начал Нарцисс подгуливать за коровами — Алмаз прет в него рогами. Сойдутся, поупираются лбами, рогами постучат. Расходятся мирно.
Ким к Алмазу не подходил. Больше дружил с Кленом. Был, видно, у них свой бессловесный разговор.

... Нужда заставила запрячь и Алмаза. Поехали мы с Ваней за силосом. Нагрузили полные сани: ничего, думаем, быки сильные, потянут. Кима пустили вперед, а он ни с места. Был грех, несколько палочных ударов ему досталось. Ваня говорит: «Давай Алмаза подведем к нему, Ким его боится. Испугается — потянет силос, как миленький». Так и сделали. Оглянулся Ким — Алмаз сбоку. Рванул. Хорошо, что завертки саней остались целыми. Доехали благополучно. Учуяв привычный запах корма, коровы потянулись к саням.

Нарцисс, глядя на Алмаза, тоже стал точить рога об обрыв. А потом наладился за собой стадо водить. Нарциссу травы и движение для здоровья, а каждая корова-то должна вечером ведро молока принести. Им некогда разгуливать, но хочешь не хочешь — приходится идти за бравым быком... Решил я Нарцисса остановить — закричал, что было мочи, и запустил в него палкой. Удар пришелся по рогам. Один рог повис. Отшиб! «Неужели я, мальчишка, так сразу и отшиб рог племенному быку? Или рог надломился еще тогда, когда Нарцисс рыл землю?» — размышлял я.

Нарцисс запомнил мою выходку. Я пас стадо в темно-коричневой фуфайке, которую мне сшила мама. Нарцисс пропустил вперед себя стадо и незаметно оказался рядом со мной. Осталось нас двое — я и он. Щиплет бык траву и посматривает на стадо. Видимо, ждет, когда оно отойдет подальше. «Ох, задумал Нарцисс что-то неладное», — только и успел подумать я, как он пошел прямо на меня. Я едва успел заскочить на сухую березу. Нарцисс начал ее бодать, раскачивать. Затрещала белоствольная, у меня — сердце в пятки. Бросил ему на растерзание фуфайку. Бык принялся ее топтать, рвать рогом. Наконец успокоился, пошел к стаду. Только тогда спустился я с березы. Рассказал о случившемся Ване. За фуфайку мне попало.

Однажды доярки предупредили меня: «Присмотри за Настей — она стельная. Последнее время ходит. Отелится в кустах, теленка спрячет — искать будешь!» Так и оказалось. Отвлекся на какое-то время — нет Насти. Пошел искать. Лежит в кустах, тужится. Вот уже головка теленка показалась. Сел я на траву, уперся в землю — помог новорожденному оказаться на белом свете. Почуяв волю, теленочек попытался встать на еще слабых ножках. Настя его облизала. Несу теленка на руках. Тяжелый, но сила в четырнадцать лет у меня уже есть! Настя семенит рядом, едва не оттаптывает мне ноги, поворачивает в мою сторону голову, мычит. То ли дает знать, что мать мальца рядом, то ли корит себя за то, что не сумела утаить родную кровинушку в кустах.

Стали доярки давать кличку телочке. Я говорю: «Пусть будет Кустарка — в кустах же родилась». Так и порешили.
Кустарка мастью шерсти была похожа на Алмаза — с такими же, как у него, черными крыльями на передних лопатках...