Участник Курской битвы: семь «языков», три «Звезды»
23 августа Россия отмечает 80-летие победы советских войск в Курской битве. Одно из ключевых сражений Второй мировой и Великой Отечественной войн длилось 50 дней и ночей. «Советская Сибирь» встретилась с участником Курской битвы, новосибирцем Алексеем Федосеевичем Шурыгиным накануне великой даты.
Разведчик и снайпер, кавалер трех орденов Красной Звезды, ордена Отечественной войны I степени, медалей «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За победу над Японией», подполковник и 98-летний почетный житель Новосибирска поделился воспоминаниями.
— Я родился в селе Новобрячев Бурят-Монгольской АССР 25 июня 1925 года, — начал рассказ Алексей Федосеевич. — В школу ходил за семь километров. Бывало, идем с другом, а на сопке волки воют. Однажды видим, волки идут на нас. У меня молоток, а у Петьки рожок. Стучу по рельсам молотком, Петька с рожком — прошли.
Мама моя всех лечила. Роды могла принять, травы собирала, сушила в амбаре. В 37-м году отца забрали. Пришел домой из школы, мама плачет. Отца я больше не видел. Скоро мама простудилась и умерла. Тогда лечили воспаление легких хиной, маме она не помогла.
Тысяча сто снайперов и один из них — Лёнька
После смерти мамы шестиклассника Лёньку Шурыгина взяла на воспитание семья старшего брата. Когда парню исполнилось 16 лет, он записался в школу снайперов.
— Снайперу нужен не только меткий глаз и твердая рука, но и общая тренированность, — убежден Алексей Федосеевич. — В детстве футболистом был, мы возили с собой гирю! Тренировки сделали нас сильными, подвижными. В школу набрали человек 180. До обеда учились, с обеда шли в лес стрелять. Присвоили мне звание ефрейтора, я командир отделения. 7 ноября — я уже младший сержант. 23 февраля 1943-го мы должны были выпуститься из школы. Но 29 декабря 1942 года нас подняли по тревоге, загрузили в вагон — и вперед. Я вызвался добровольцем, потому что мой год еще не призывали. И повезли нас, а куда — сами не знаем.
Поезд, в котором ехал Шурыгин, подошел близко к Курску. Тогда 17-летний мальчик и увидел впервые реальную, ощутимую, страшную, горящую войну.
— Налетели вражеские самолеты, бросали бомбы. Один за другим загорелись несколько вагонов. Мы выскочили и врассыпную. Десятки людей погибли. В Курск приехали 20 февраля 1943 года. Нас прибыло 1100 снайперов. Я попал на Воронежский фронт, командовал им генерал армии Ватутин. Снайперам выдали винтовку Мосина, магазин в пять патронов, гранату РГД и бутылку с горючей смесью на взвод. Оснащение армии в начале войны и потом резко отличалось. Когда заработали эвакуированные заводы, тыл полностью обеспечивал фронт всем необходимым. «Все для фронта, все для Победы!» — это были мысли, чаяния, стремление каждого советского человека и в тылу, и на фронте.
Алексей Федосеевич участвовал в освобождении Прохоровки. Маленький, неприметный до войны населенный пункт в 86 километрах от Курска вошел в историю, где произошло самое грандиозное танковое сражение, с которого началось отступление немецких войск, не прекращавшееся до самой Германии. Поначалу на подходе к Курску немецкое командование планировало молниеносно разгромить советские войска, а когда этого не получилось, то приняло решение надвигаться на город через Прохоровку.
— Мы знаем, что под Прохоровкой на сравнительно небольшом поле оказалось огромное количество танков: с обеих сторон до трех тысяч,— говорит участник войны. — Из воспоминаний тех немногих, кто выжил в этом аду, танки сталкивались друг с другом, а, сцепившись, уже не могли разойтись. Подбитые танки горели, как свечи. Взрывы тысяч снарядов. От звука нестерпимая боль в барабанных перепонках. Это было весь день 12 июля 1943 года. Авиация и с той, и с нашей стороны не вступала в сражение: невозможно было понять, куда сбрасывать бомбы, где свои, а где чужие. Выбравшись из горящих танков, наши вместе с пехотинцами разыскивали немецкие экипажи и били их, кто из пистолета, кто из автомата.
Разведчик, уверенный и азартный
Алексея Шурыгина ранило 12 января 1944 года. Ходил на перевязки в медсанбат, в это время ему и предложили пойти в разведчики.
— Я пришел в разведку помощником командира взвода и после ранения командира стал исполняющим обязанности командира взвода. Это очень тяжелая служба. Но надо было ее выполнять, — вздыхает ветеран. — Честно говоря, она у меня получалась! Или, может, я практиком таким стал, с таким азартом, уверенностью!
На счету Шурыгина — семь «языков», в их числе три офицера. Ветеран рассказал об одном таком случае, за который получил орден Красной Звезды:
— Было это зимой. Вышли мы с ребятами на немецкие пушки дальнобойные, тяжелые. Стоят там два охранника. После смены караула подползли к ним вплотную, уничтожили и к немецкой землянке, залегли там и стали ждать, когда выйдет офицер. Дождались военного — в шинели, наброшенной на плечи, кляп ему в рот. Потом тихо зашли в землянку, «грабанули» автоматами по всем, кто там был, и с уже с «языком» — в нашу часть. Командир полка представил меня и еще двоих ребят к ордену.
Впрочем, вспоминаются ветерану не только такие героические, но и вполне прозаические моменты его фронтовой жизни.
— Еду нам привозили дважды в день. Чаще всего это была затируха — суп такой с мукой. Командиры ели то же, что и солдаты. Каждому солдату также полагалось 100 грамм водки. Обычно водки оказывалось больше, потому что к вечеру количество бойцов нередко менялось из-за гибели или ранений. Но пьянства не было. Я не курил и не пил никогда. Но однажды перемерз невозможно, и ребята мне говорят: «Давай, хоть выпей». «Да я что-то боюсь», — признался ребятам. Но спасаться надо. Взял и выпил, а ночью немец на нас пошел. А я, дурень, зачем выпил?! Ругал себя: не слышу, как снаряды разрываются, пули свистят. Вот почему теряем мы людей! А давали водку, чтоб люди не мерзли. И до сих пор мне не понятно, почему у немцев фляжка всегда болталась, полная рома. Они в атаку пьяные шли. Может, чтобы не так страшно было… А мне, конечно, было и страшно — все было. Все пришлось пережить. Но мы это преодолевали ради нашей Родины, семьи, людей.
Японцы отличаются от немцев
День Победы Алексей Шурыгин встретил в поезде, когда со своей частью ехал на Дальний Восток.
— Наш поезд остановился в Улан-Удэ 9 мая, — говорит Алексей Федосеевич. — И там мы узнали, услышали, увидели, что закончилась война полной капитуляцией врага. Люди об этом говорили, кричали, плакали.
Правда, для Шурыгина в этот день война не закончилась: молодой разведчик оказался на советско-японской войне, которая продолжалась немногим более трех недель. Здесь 20-летний Лёня Шурыгин едва не погиб. В одну из вылазок юноши за «языком» пуля прошла навылет рядом с сердцем разведчика.
— Японцы очень отличались от немцев, — говорит офицер. — Когда японцы поняли, что их «приперли к стенке»… стали животы себе резать! В этот миг меня прошило пулей насквозь.
Алексей Федосеевич оказался в госпитале. И не знал, что родные получили на него похоронку! Вот такой поворот в биографии.
— Я не боялся ничего. Никто никогда о смерти не думал на фронте, — качает головой ветеран. — Вперед и все! На снегу пролежать часами или еще что — мы с этим мирились. Помню, слякоть началась, а мы в валенках подшитых. Через несколько дней снять не можем — сели от воды валенки. Пришлось разрезать, чтобы снять.
Познакомились на танцах в Барабинске
После войны молодой фронтовик встретил свою любовь. Его будущая жена-капитан тоже вернулась с фронта.
— Валентина Георгиевна была ассистентом знаменитого хирурга Вишневского, — с теплом и любовью говорит Алексей Федосеевич. — И когда где-то шли большие бои, они снимались с места и ехали туда. Мы познакомились в Барабинске на танцах. В то время я служил на аэродроме в Омске. Наш самолет сел в Барабинске из-за снежной бури. Там во время войны был полевой аэродром, полоса 1200 метров, домик для оперативных дежурных. Экстренная посадка самолета стала судьбоносной для меня. Жена была очень сильным человеком и смелым хирургом. Однажды в их больницу попал первый секретарь горкома. Нужна была срочная операция, а из врачей во всей больнице гинеколог и еще какой-то непрофильный доктор. Собрали консилиум и стали решать: своими силами делать операцию или вызвать хирурга из Новосибирска. Все были за последнее. И тогда Валентина Георгиевна, совершенно молодая женщина, сказала: «Можно я посмотрю его?». Осмотрела больного, собрала анализы и сделала операцию. После выздоровления секретарь горкома назначил свою спасительницу главным врачом больницы. Наши дети, дочь и сын, пошли по стопам матери, тоже стали хирургами.