EUR 93.7094 
Представьте себе дачный поселок начала 50-х...
В такие мгновения хочется думать, что и через сто-двести лет вот так же будет сверкать под солнцем река, петь женщина, пахнуть черемуховыми зарослями, смолистым дымком из деревенской баньки с травкой-муравкой на земляной крыше. Все так же по утрам будут чинно спускаться к реке караваны гусей, а долбленки рыбаков резать в тумане загадочную маслянистую гладь реки. А по вечерам нарядная дачная публика будет ходить друг к другу в гости, любоваться цветущими маками, кустами георгинов, за чаем из самовара раскладывать пасьянсы и мечтательно вдыхать аромат ночных фиалок.
В то лето наша семья под дачу сняла в сельской местности участок с избушкой, стены которой были сплетены из ивы и обмазаны глиной. Деревенька со смешным названием Хвостовка состояла из трех десятков домов, большая часть их приходилась «родней» нашей избушке. Внешне они напоминали украинские хатки с дореволюционных открыток «Привет с Украины»: приземистые, с белеными наружными стенами, но гораздо меньше и беднее. Это могло показаться странным ввиду того, что деревенька располагалась рядом с массивом соснового леса. Лишь два местных жителя сумели воспользоваться его дарами, поставив дома под тесовой крышей.
Жизнь местных поселян долгое время оставалась для меня загадкой: казалось, никто из них никогда не работал на государственных предприятиях или в колхозе, добывая средства к существованию в огороде, содержанием домашней живности да ловлей рыбы. В редкие часы отдыха излюбленным занятием местных было посидеть на завалинке сельмага, дожидаясь телеги с хлебом, и негромко порассуждать о житье. К городским хуторяне относились равнодушно или с неприязнью, не принимая их за праздность, пижамы, белые панамы и гамаки. Кто-то из дачников однажды заметил в адрес поселян: бедные, но гордые.
Совсем другая картина складывалась в поселке — отделении совхоза, крыши которого можно было разглядеть в бинокль с окраины Хвостовки. Однажды в поисках хлеба я с родителями побывал на центральной усадьбе отделения. Совхоз поразил воображение — все находилось в непрестанном движении: в тучах пыли коровы брели на выпас; трактор тащил на поля прицеп с вцепившимися в его борта женщинами в белых платочках; к небу лезли по столбам суровые мужики с железными крючьями на ногах и мотками проволоки за спиной...
А над головой алел лозунг: «Перегоним...» Было ясно, что самое лучшее здесь должно произойти через год или два. А пока надо трудиться так, чтоб пуп трещал. Странным было это соседство: совхоза и Хвостовки, жители которой существовали как бы вне времени, между прошлым и будущим. Много позже мне довелось узнать, что больше половины наших «хуторян» обосновались в этих местах после кампании по раскулачиванию. Осколки былого мира...
Отрешенность и изолированность хутора от остального мира определили его популярность среди дачников из областного центра, жаждущих вырваться летом из «городского ада» на лоно девственной природы, насладиться тишиной и воздухом. Первыми здесь «прописались» отставные командиры Советской армии и КГБ — они на выделенных государствам обширных участках поставили похожие друг на дружку, как солдаты в шеренге, крепкие домики из бруса. Потом появилось несколько врачей, летчик, начальник производства оборонного завода... Публика собралась довольно пестрая, но тем не менее быстро сдружившаяся и весело проводящая досуг.
Но однажды дачная идиллия была нарушена. Весной 1955 года на хуторе появился чернявый мужчина лет пятидесяти, которого в округе прозвали Чумой. Он был болезненно худ, крайне бедно одет, но при этом держался вызывающе независимо, пугая людей непостижимой дерзостью в речах и поступках. Разные о Чуме ходили сплетни: сидел на Севере, там убил охранника, бродяга, живет в землянке, которую вырыл на опушке леса, неподалеку от кладбища.
Казалось, что Чума не чувствует боли. Я был свидетелем того, как в палящий зной Чума забрел в соседний двор, чтобы напиться из огородной бочки. Из сарая выскочил лохматый пес, вцепился в ногу пришельцу, начал терзать, грызть, а Чума стоял и жадно пил воду...
Одним словом, это был человек с другой планеты, и его боялись.
Как-то Чума закричал женщинам, полоскавшим белье на берегу:
— Конец советской власти приходит, бабы! Конец! Вижу царя в Москве... Князей вокруг него. Боже царя храни...
Женщины в страхе разбежались.
Но с особым удовольствием Чума «общался» с дачниками — людьми «образованными и учеными».
Вечереет, июльская жара спадает. Из дома выходит полковник в отставке Юлий Петрович Баков. Он берет тяпку и принимается окучивать помидорные ряды.
По тропинке вдоль межи участка бредет Чума, вдруг он замечает полковника и останавливается.
— Эй, сосед, слышал, что в мире творится?
Юлий Петрович бросает взгляд на Чуму и ниже склоняется к грядкам, быстрее машет тяпкой, шея пунцовеет...
— Раскопали в Африке могилу, а в ней мумия. И держит она в руках грамотку на неведомом языке. Стали в Москве, в Кремле расшифровывать и оказалось, что это... программа нашей партии с построением коммунизма. А рассказывал я тебе, как в 45-м году спас товарища Сталина и его сына Василия от покушения? Против него был заговор соратников...
— Уходи, сволочь, — не выдерживает полковник. — Не доводи до греха!
— Э, да что-то мне твои глаза, соседушка, знакомы, — гнет свое Чума. — Не ты ли веселил меня в тридцать девятом в подвале НКВД на улице Владимирской? Какая встреча!
Чума, скорчив зверскую рожу, распахивает объятия и направляется к полковнику обниматься.
— Застрелю! — кричит Юлий Петрович и убегает в дом. Внутри слышен женский визг, бьется посуда, на двери лязгает щеколда.
Проходит минута, другая. Тишина. Чума с любопытством обходит дом, всматривается в окна, дергает дверь. Заперто.
— Эй, не прячься. Выходи! Мне поговорить с тобой охота. Зачем ты прячешься, я же тебя все равно найду...
Проходит еще время, и Чума с разочарованным видом уходит.
Было в его фигуре что-то жалкое и жуткое одновременно. Мне казалось, что Чума был заброшен на землю неведомым разрушительным ураганом, который растворился за горизонтом, а Чуму все куда-то несло, переворачивало. Он, похоже, смирился с такой участью и не желал иного.
Однажды сразиться с Чумой пришлось моей матери. Шатаясь по деревне, он в конце концов добрел и до наших ворот. Испугавшись грязного, лохматого, с налитыми кровью глазами получеловека, дети спрятались в зарослях малины. И тогда дорогу Чуме преградила мать, маленькая и хрупкая женщина. Она подняла полено и тихо, но внятно произнесла:
— Не пугай детей. Еще сделаешь шаг, голову проломлю.
Чума замер, потом издал гортанный звук, махнул рукой и... пошел назад.
Тот случай оставил неизгладимое впечатление о моей матери как человеке исключительно смелом.
Погиб Чума на глазах всех жителей Хвостовки. Ночью загорелся сельмаг, огонь быстро поднялся к крыше, высоко взметнулись искры. Со всех сторон к месту пожара бежали люди.
— Огонь перекинется — все сгорим! — паниковали одни.
— Ветра нет — бог даст, обойдется, — успокаивали другие.
— A много ли там добра? — спрашивали у «погорельцев» продавщицы и сторожа, которые тоже в оцепенении наблюдали за огненными вихрями искр, летевших к звездам.
— Немало, — уклончиво они отвечали.
— Надо бы с реки воду брать...
— Да через пятнадцать минут сгорит все дотла.
И вдруг круг зевак разорвал Чума.
— Чего таращитесь! Спасать надо, так вас...— и бросился в оконный проем.
— Куда ты, полоумный! — закричали в толпе, но было уже поздно. Огонь с новой силой взвился к небу и загудел, как в паровозной топке.
Люди были оглушены увиденным. Кто-то из женщин запричитал.
Через час прибыли пожарные и разбросали головешки. Светало, а мы стояли возле пепелища, не веря, что Чума вот так просто мог исчезнуть из жизни.
В тот же год по факту пожара было проведено расследование, по результатам которого за растрату и поджог продавец сельмага вместе с несколькими коллегами из потребсоюза были приговорены судом к различным срокам лишения свободы. Через пять лет на месте пепелища строители из города возвели бетонный павильон, в котором пошла бойкая торговля венгерским разливным вином. Пьяненькие мужички из совхоза целыми днями колготились возле магазина: когда кто-нибудь из захмелевших «братанов» лез без очереди, ему кричали:
— Куда тебя несет, Чума...
Вот, пожалуй, и все, что осталась в памяти об этом человеке «с другой планеты». Но почему я вдруг вспомнил о нем? Не жалко же мне его на самом деле...
АКТУАЛЬНО
