И хорошее настроение не покинет больше вас

Книга Кузину понравилась. Она объясняла, почему человечество до сих пор не превратилось в саранчовую тучу. Кузин сидел на лавочке в майке и брюках. Только один из десяти проходящих мимо замечал, что носок у Кузина был один.

А теперь о книге. Точнее, о числе 600. Число вычислили психологи, состоящие на службе в ЦРУ. Оказывается, если у тебя срезали кошелек, можешь смело записывать в свой пассив 30 баллов. Если у тебя умер дядя — 60. Мама — 100. Отматерили на улице — вноси в графу 10 баллов, если избили — 50. У каждого явления существует свой тариф.

Главный принцип теории американских психологов заключается в том, что нельзя себе позволять накапливать неприятности. Дело в том, что само по себе число 100 или 30 ничего не значит, выяснил Кузин. Однако если у тебя утром срезали кошелек, в обед ты узнал, что скончалась тетя, а ближе к вечеру возвратился домой и обнаружил, что тебя обворовали, и обворовали как раз в тот момент, когда жена изменяла с соседом из квартиры напротив, то все числовые значения произошедших событий придется сложить. И если сумма неприятностей зашкаливает за 600, человек уже не владеет собой.

Короче, американские психологи уверяют, что решение расстаться с жизнью к человеку неминуемо приходит только тогда, когда судьба над ним посмеялась на все 600.

Через два часа Кузин понял: день не заканчивается. Точнее, он заканчивается так, как начался. Позавчера он развелся с женой. Сегодня его выгнала из дома любовница. Компенсировав легкое потрясение от случившегося алкоголем, Кузин нечаянно спалил ее дачу. Когда загорелось, бежал в чем был. Неторопливое хладнокровие, с которым он запирал на ключ пылаю­щее здание, шатаясь и напевая песню «Айсберг» на стихи Лидии Козловой, заставило соседей вызвать полицию. Утром его выпустили.

Гуляя ночью по берегу моря, он обнаружил чужие брюки, носок и книгу об искусстве американской психологии. Все это стопкой лежало у самой воды и намекало, что хозяин вернется не скоро.

Плохая жизнь продолжается, решил Кузин и направился к одному известному в городе человеку, стараясь держаться тенистой стороны улицы.

Ребе Шмулевич сидел на веранде дома и пил чай без сахара. Он рассматривал Кузина сквозь бойницу тяжелых век и молча выражал раздражение. Он не мог прогнать Кузина. Что завтра скажут в Таганроге, когда узнают, что старый Шмулевич прогнал человека, у которого из недвижимого имущества только трусы, левый носок и книга? Все скажут, что Шмулевич уже не тот. В конце концов, Кузин кончил. И ребе Шмулевич заговорил.

Самые счастливые часы он наблюдает, сказал ребе Шмулевич, когда у него «после покушать нет изжоги». Знает ли Кузин, что такое 88? Это когда у тебя в мочевом пузыре любой напиток превращается в жидкий металл. Но это еще не беда. Беда, когда ты сразу после этого идешь в туалет и делаешь из этого металла колючую проволоку.

Ребе Шмулевич сказал, что имеет от прок­толога дурные вести. Шмулевич уже не соответствует стандартам ЕВРО-2. Поскольку содержание вредных веществ в его выхлопе превышает установленные нормы в несколько раз. В этом смысле он уже ничем не отличается от «москвича» или «запорожца». Он сказал это таким тоном, чтобы и сомнений не оставалось, что это автомобили.

И вот сегодня, сказал ребе Шмулевич, к нему пришел Кузин. Который думает, что если назовет Шмулевичу какое-то число 600, то Шмулевич скажет «ой-вей». Но Шмулевич не скажет «ой-вей». Шмулевич поможет Кузину. У него есть правый носок, и он готов уступить его Кузину прямо сейчас за полцены. Но будет лучше, если Кузин сейчас отдаст свой носок ребе Шмулевичу. Потому что ходить среди людей по Таганрогу в одних носках неприлично. А потом Кузин вот что, значит, сделает. Он выйдет из дома Шмулевича и побежит вдоль побережья до самого города Севастополя так быстро, чтобы Шмулевич его не увидел уже ни разу в жизни. Вот так ребе Шмулевич поможет Кузину. Как говорится, чем смог. После этого ребе Шмулевич сказал, что устал.

Солнце палило асфальт. Кузин спустился к морю. Утомившись от прогулки, вернулся к лавочке. Жизнь хороша и она продолжается, решил он. И ушел. На лавочке осталась книга об американских психологах.