EUR 90.1356 
Виктор Козлов. Строитель, слесарь, профессор
Фактами из своей биографии поделился учёный из Новосибирска, работы которого цитируют в научных публикациях во всём мире
Свое 80-летие на минувшей неделе отметил наш земляк Виктор Козлов, российский ученый, доктор физико-математических наук, специалист в области механики жидкости и газа, завлабораторией аэрофизических исследований дозвуковых течений Института теоретической и прикладной механики им. С.А. Христиановича СО РАН. Человек он известный, но мало кто себе представляет, с чего начинался и как прокладывался его путь в науку, тем более что, будучи школьником, он на самом деле мечтал стать вовсе не ученым.
В преддверии юбилея Виктор Владимирович поделился некоторыми любопытными фактами из своей биографии. Его рассказ излагаем далее от первого лица, потому что добавлять к этому повествованию что-то еще излишне.
Студенты НГУ строили дома, клубы и заводы
— В 1961 году, когда Юрий Гагарин полетел в космос, я учился в девятом классе и написал письмо в Министерство обороны, что хочу стать космонавтом. Мне ответил какой-то майор, что в космической отрасли нужны инженеры-исследователи и летчики с высшим образованием. Вместе с моим другом мы приехали поступать в Тамбовское высшее военно-воздушное училище. Но медкомиссия нашла у меня что-то в правом глазу, и карьеру летчика мне по здоровью прикрыли. Тогда я доехал до Пензы и поступил на первый курс пединститута, физико-математическое отделение.
Через год я узнал, что в Новосибирске появился большой университет, и поехал на собеседование, чтобы перевестись на второй курс. Экзамен мой проходил на лавочке перед Институтом ядерной физики, а принимал его академик Чириков. Собеседование я не прошел — очень уж волновался. После третьей задачи я сдался и уехал в Прокопьевск работать в «Кузбассшахтострой» слесарем-сборщиком 3-го, а затем и 4-го разряда: первые разряды ученики в те годы получали еще в школе на том же заводе. Так что когда я через год поступил в НГУ на первый курс, мне уже было 19 лет, я чувствовал себя взрослым человеком. Сразу вошел в комитет комсомола НГУ и возглавил стройотряд «Интернационал-67».
Мы со студентами первых курсов НГУ работали каменщиками и возвели для организации клуба большую пристройку к школе в Купино Новосибирской области. Поселок находился в Кулундинской степи, поэтому я получил медаль за освоение целинных земель. Некоторые стройотряды ездили по обмену за рубеж. Так, у нас один из отрядов поехал в 1968 году по приглашению в Чехословакию, незадолго до того, как туда пришли советские танки. Открываем газету «Правда», смотрим на фото: наш стройотрядовец стоит рядом с военным в полном обмундировании, а снизу подпись: «Советские воины общаются с местными жителями».
В область ехать никто не хотел: основные заработки можно было получить только на Севере или на Камчатке. Например, в поселке Спорное на Колымской трассе в 1969-м, во время летних студенческих каникул, мы строили авторемонтный завод. На этом моя стройотрядовская жизнь завершилась, поскольку в том же году я окончил НГУ и начал работать в ИТПМ СО РАН, у академика Струминского. Правда, сначала я попробовал пойти в Институт ядерной физики, но тут опять медкомиссия нашла у меня что-то в правом глазу, и моя ядерная карьера устремилась вслед за мечтой о высшем военно-воздушном училище. Врачи мне так и говорили: «У вас дисфункция правого глаза — в любой момент можете ослепнуть». Уж больше чем полвека прошло, а я до сих пор слепну на правый глаз.
Госпремия «на троих»
— По своей специализации и теме диплома я занимался плазмотронами, но Струминский хотел развивать исследования для авиации. Так я начал постепенно перемещаться в космос — устроился работать в лабораторию аэрофизических исследований дозвуковых течений, у которой в этом году тоже юбилей: ей исполняется 45 лет, и я до сих пор ею руковожу. С 1996 года под нашим с Валерием Рудяком руководством появилась отдельная научная школа по математике и механике. Основателями школы стали академики Николай Яненко и Владимир Струминский.
Нам удалось получить совершенно новые результаты в области исследования ламинарно-турбулентного перехода в двумерных и трехмерных пограничных слоях, принципиально важные и улучшающие аэродинамические характеристики летательных и плавательных аппаратов, а также свойства лопаток турбин и компрессоров. Заметные научные результаты были открыты в трех областях: образование предвестников на фронтах продольной структуры, развитие возмущений от точечного источника на крыльях с разными углами скольжения и переход к турбулентности в пространственных пограничных слоях с продольными структурами. После нескольких лет теоретических работ появился совершенно конкретный запрос зафиксировать процесс ламинарно-турбулентного перехода непосредственно в эксперименте в аэродинамической трубе.
В 2003 году трое моих учеников получили Государственную премию РФ за новые научные результаты — исследования образования предвестников на фронтах продольной структуры, изучение ламинарно-турбулентного перехода и цикл других работ в области аэрофизики. Известие настигло нас на конгрессе в Варшаве, и мы крепко озадачились. Дело в том, что из всех этих ребят в институте был только один. Второй в Швецию уехал, третий вообще ушел из науки в предприниматели. Назначили нам дату вручения этих премий. Если кто подзабыл, это были достаточно бедные годы для всей российской науки. И тут мои лауреаты подняли стон. Один говорит: «У меня костюма нет». Другой женился, и ему в Москву лететь не на что. В денежном выражении госпремии тогда были не ахти — на банкет им только и хватило. В общем, кое-как мы решили все вопросы и собрались на награждение в Президиум РАН. На такой важный момент собрались и родственники: к кому мама приехала, кто жену с ребенком прихватил. Минут десять родных в здание не пускали, пришлось брать штурмом. И кого же, вы думаете, показали в тот день по телевизору? Конечно, родных и близких! Остальные-то участники все в пиджаках, одинаковые и скучные. А тут красиво одетые, улыбающиеся женщины и дети. Не зря они так бились, чтобы их пустили.
Результаты мирового уровня
На высоте 10 километров на заднем краю крыла самолета развиваются возмущения воздуха, которые очень мешают ему лететь ровно и гладко, а также «съедают» лишнее топливо, которое мотор тратит на борьбу с этими вихрями. Весь мир мечтает сгладить эти злосчастные вихри. И составами разными мажут самолет перед вылетом, и неровности крошечные рисуют на крыльях, чтобы вихри об них «спотыкались», но кардинально никто пока проблему не решил. Первыми эту волну нашли американцы, затем немецкий ученый, а затем мы продемонстрировали и описали это явление в аэродинамической трубе Института теоретической и прикладной механики.
В 1975 году Россия с Германией начали сотрудничать по науке, обмениваться научным десантом: мы к ним посылали кандидатов наук, а они к нам — студентов. От СССР послали туда 18 человек по разным специальностям. Меня — по механике жидкости и газа. Разумеется, никто не был готов к такому тесному контакту: советских ученых считали чужими. К профессору своего института, который работал в кабинете в 300 метрах от моего кабинета, меня не допускали целый месяц. Потом я узнал, что этот профессор участвовал в Великой Отечественной войне, был ранен и не пришел в восторг от перспективы нашего общения. В итоге я сам пришел к нему и купил у него кинопленку со съемками волновых возмущений в аэродинамической водяной трубе, которую я всегда потом показывал студентам.
Вопреки представлениям, что мы сильно в науке отстаем от Запада, мы опубликовали целую серию книг о ламинарно-турбулентном переходе в немецком издательстве Springer — одном из лучших издательств, и она была куплена 22 тысячи раз, несмотря на пугающую цену в 130 долларов. Правда, российским ученым такие публикации не приносили особых материальных доходов — только мировую славу и прочный международный научный авторитет.
